Ягами_Лайт | Дата: Пятница, 30.09.2011, 23:04 | Сообщение # 1 |
| Я даже не думал, что смогу устроить такой падеж преступников в короткий срок. Совершенно немыслимое ощущение, когда пишу их имена. Тетрадь как будто теплеет, довольная, что снова убивает, и невозможно от нее оторваться. Правила на черном листе, короткие и емкие, я только начал испытывать. Решил убить двух зайцев − потренироваться в использовании Тетради и создать видимость системы в своих действиях. Это мне открывает массу возможностей − смогу убивать их в нужное время, чтобы они не сразу мерли, а давали мне временной резерв, а значит, они будут умирать через достаточное время после того, как я их увижу. Главное, чтобы они были достойны смерти. Не всех же я стригу под одну гребенку. Многие совершали не очень тяжелые злодеяния, или неумышленно, и не так-то просто решить их участь. К Богу Смерти я, как ни странно, почти привык. Зрелищем он, конечно, оставался, мягко говоря, страшноватым, и я с трудом не шарахался от него, когда он появлялся рядом − такой оскал не внушает доверия. Когда он валяется у меня на кровати и с вожделением пускает слюни на яблоки, а ко мне без предупреждения вламывается Саю, которой позарез нужно решить уравнение, я всегда в первый момент вздрагиваю и начинаю соображать, как спрятать мое личное крылатое чудовище от сестры. Риук хихикает и делает вид, что тянется за яблоком, вызывая у меня новый приступ страха. Он не такой и кошмарный, как мне показалось поначалу, когда он появился здоровенным призраком с кроваво-алыми глазами. Наоборот, вполне ничего. Перья лохматые, щипанные, когти длины неимоверной, зубищи… и все-таки что-то в этом есть. В яблоки вгрызается с безумным азартом, словно с голодного острова. И смотрит на меня и на нас всех… странно. Порой не понимает, кажется, простых вещей, − если я говорю, что у меня дела, это не обязательно значит, что они у меня есть, это значит лишь, что я не хочу общаться с теми, кто этого домогается, − а порой пронизывает взглядом, и становится ясно, что я ему не ровня, с его-то посмертным опытом. А я и не хочу с ним равняться − разве он или хотя бы кто-то из Богов делает то, что я? Вопросом об их деятельности он задается уже давно. О шинигами Лайт слышал только из старых сказок и легенд, но их задача и цель существования казалась более-менее ясной: они − персонификация смерти. Сейчас он понял, что совершенно не знает, что значит: «быть персонификацией смерти»? Что они должны делать? Делают ли они это? По словам Риука выходило, что его… соплеменники? Соратники? Коллеги? − что другие Боги Смерти в основном сидят в сером, безжизненном мире и играют от скуки в кости. «Сплошная скука…» − тянул Риук, почти как я совсем недавно, и я даже немного удивлялся тому, что мне казался таким обыденным, скучным и однообразным мой яркий мир, а у них, как известно, даже яблоки не растут. Лайт жил в убеждении, что если что-то существует, оно должно быть для чего-то нужно. Хоть для чего-то, не для полезного или даже для вредного с нашей точки зрения, но еще с чьей-то − для самого важного в жизни. И предназначение воплощений Смерти − явно не сидеть, сложа руки, и помирать от скуки. Скука ведь возникает там, где работы нет, а у них работа есть, не может ее не быть! А они обленились. Наверное, для них Тетрадь Смерти − такой же обыденный предмет, как для меня − тетрадь по алгебре. Это я не могу не смотреть с восхищением на артефакт, могучий, необычный, притягательный. Если она убрана и я не пишу в нее, я все равно часто чувствую странный порыв достать ее и дотронуться до белых гладких страниц. Словно это она хочет, так же, как хочу этого я, бороться с теми, кого я считаю врагами мира и порядка на Земле. С теми, кто помешает мне в этом. С преступниками, и с полицией, считающей преступником меня. Я, наверное, преступник. Против государственного закона. Я убиваю людей, это верно. Но я убиваю тех, кто заслуживает казни. Я не преступаю нравственный закон, когда спасаю тех, кого завтра могли бы изнасиловать, ограбить, убить, когда готовлюсь вступить в сражение с L, появившимся, чтобы бороться со мной. Где полиция, когда террористы берут заложников, когда маньяки убивают детей? Полиция разводит руками. Если бы она успешнее воевала с ними, я не писал бы теперь в Тетради Смерти.
В школе Риук смотрится еще более дико, чем на его кровати. В комнате они хотя бы одни, а вот видеть, как зубастая пасть проплывает сквозь головы одноклассников, ссутуленное, костлявое тело просачивается через парты, немыслимо. Лайт все время ждет какой-то частью сознания, что вот-вот, и очередная девочка, к которой Риук подойдет, заверещит, трясясь от страха, но ничего не происходит. Сосредоточиться на неторопливой лекции сложновато, вспоминая об исписанных именами линейках Тетради, о том, как я убил несчастного, замещавшего L, о глазах Бога Смерти… Как бы я хотел их взять − но не могу. Не отдам половину жизни. L не лучше меня самого. Он устами Линда Тэйлора называет меня злодеем, а сам выставляет его, чтобы я убил. Это такое же злодейство. Я не боюсь, что он меня поймает. Выйдя из школы, Лайт не торопится, идет спокойным шагом, не думая о Тетради, верной Тетради. И не обращая внимания на Риука, плывущего следом и бесшумно, как сипуха, взмахивающего крыльями. − Эй, Лайт. − Я же говорил, что не буду разговаривать с тобой на улице, − прошипел он одними губами. Сразу стало как-то холодно и зябко. Он еще не обращался ко мне вне дома − с тех пор, как мы договорились. Что такое?
|
|
| |