Название: Очищение
Автор: собственной персоной
Бета: нет
Жанр: Deathfic
Рейтинг: пусть будет R
Персонажи: G (Линда), K (Кимберли), Мелло - рассказчик.

* * *
Они были очень похожи. Внешне, разумеется. Их считали сёстрами, и мало кто из их окружения знал, что даже дальними родственницами они друг другу не приходились. Их постоянно путали друг с другом, что поначалу обеих очень раздражало. Правда, Линда реагировала более спокойно, чем Кимберли, которая, бывало, даже устраивала драки по этому поводу.
Их имена, по-моему, говорят сами за себя. Прислушайтесь. Ну прислушайтесь же...
Лииииинда... Похоже на карамель-тянучку. Сладкое, плавное имя кремового оттенка. Сколько помню её, она всегда была кремового оттенка. Песчаные, бежевые, светло-коричневые, спокойные тона. Её красота была очень медленной и плавной, она проникала в тебя постепенно, по капле... Её глаза, её одежда, её волосы - всё было строго выдержано в одной цветовой палитре... Даже её мольберт, это заляпанное потёками краски сокровище, тоже как-то умудрялся не выбиваться из общей цветовой гаммы.
Ким-бер-ли. Это имя звучит совсем по-другому. Как будто перекатываешь во рту маленькие острые камешки, о которые недолго и пораниться. Она была полной противоположностью сестре - яркая, искрящаяся, дерзкая... И ослепительно красивая. Она вся состояла из острых углов. Но только внешне - я нередко слышал, как по ночам она плакала в подушку... Она любила пускать в ход кулаки по поводу и без, за что ей частенько влетало от взрослых. У нас тут, знаете ли, считают, что драка - не самый лучший способ решения проблем. Но это утверждение верно лишь на семьдесят три процента...
Кимберли совершенно не умела рисовать, и в этом, как мне кажется, скрыта основополагающая причина её ненависти к Линде. Зависть. Банальная зависть. Да, гениальные детки тоже подвержены земным порокам, а вы как думали?
Зато она в совершенстве владела программированием. Занятие более приземлённое, чем лирическая пачкотня холстов, не правда ли? Но здесь я несправедлив - Линда действительно была прекрасной художницей. Правда, как сказал мне кто-то из наших после её смерти (кажется, это был Ниа), все эти кисти и краски являлись всего лишь способом связи с реальным миром. Слишком ненадёжным способом связи...
Кимберли было проще - ей не был нужен реальный мир. По крайней мере, так мы думали тогда. Она сутками сидела за компьютером, изящно жонглируя мегапикселями и терабайтами. Иногда больших трудов стоило оторвать её от монитора и заставить поесть. Но эта её страсть со временем отошла на второй план - что нельзя сказать о Линде. Та с головой погрузилась в нарисованные ею миры. Выставки, вернисажи, биеннале её мало заботили - этим занималась её менеджер, строгая женщина средних лет, углядевшая некогда в сопливой девчонке грандиозный талант.
Но, несмотря на всю её проницательность, она так и не увидела, какая тонкая грань отделяла эту девочку от пропасти... пропасти, которая была уготована каждому из нас.

"Убивай и будь убит" - так звучал бы девиз повзрослевших воспитанников Вамми.
Ни один из нас не умер своей смертью. Ни один.

* * *
Пытаясь выбраться из охваченной огнём галереи через окно первого этажа, она изрезала руки в кровь. Торчащие из рамы осколки окрашивались багряным, но боли она не чувствовала - лишь запах. Отвратительный запах горящей плоти. Она не боялась умирать, нет, - она просто хотела жить. За её спиной бешеный рёв пламени смешивался с воплем ополоумевшей толпы - все выходы оказались заблокированы, и люди метались по галерее, задыхаясь в дыму, затаптывая споткнувшихся и снося бесценные произведения исскуства, в один миг вдруг утратившие всю свою ценность. В объятом огнём помещении денежный эквивалент уже ничего не решал...
Система пожаротушения была, конечно же, неисправна - Вамми-детишки всегда тщательно продумывали даже самые безумные свои поступки. Если бы можно было добраться до комнаты охраны, то у Кимберли ушла бы всего минута на то, чтобы снять блокировку дверей. Но пожар уже перекинулся на второй этаж, и подступы к компьютеру, контролирующему систему замков, были заблокированы. Несколько драгоценных минут были потрачены на то, чтобы пробиться сквозь мечущуюся толпу, ещё несколько - на поиски спасительного окна, ещё несколько - на то, чтобы освободиться от горящей портьеры, рухнувшей на неё... Линда, непосредственная виновница всей этой кутерьмы, осталась где-то за спиной - она и не собиралась никуда бежать. Тонкая грань, отделяющая её мир от мира реального, наконец-то стёрлась. В последние дни Линда всё чаще и чаще рисовала огонь - крохотные огоньки свечей, языки костров, тлеющие дрова в камине... Эта серия её работ называлась "Очищение". И вот пламя, изображённое на её холстах, наконец-то вырвалось за позолоченные рамы. Освободив свои творения, она освободилась сама. Кимберли не надо было оглядываться назад, чтобы знать, что её сестра сейчас счастлива. Пока она окровавленными руками выдирала из оконной рамы осколки стекла, в её ушах звенели отголоски тоненького девчачьего смеха - Линда всегда смеялась как-то очень пронзительно и по-детски...

* * *
Она тяжело перевалилась через подоконник, лишь чудом ничего себе не сломав. Лицо и руки моментально обожгло холодом - наверное, то же самое испытывала бы индейка, только что вынутая из духовки... если могла бы вообще что-нибудь испытывать. Сейчас ей хотелось только одного - лежать, не вставая, но надо было бежать прочь, уходить как можно дальше от этого ада. Собрав последние силы, она поднялась на ноги и, шатаясь, побрела прочь от галереи. У здания уже замелькали яркие пятна пожарных машин, уже суетились врачи, готовя носилки, уже завывали полицейские сирены. Отойдя на сравнительно безопасное расстояние, она устало опустилась прямо на землю и не без труда сомкнула обожжённые веки.
Очнулась она благодаря довольно настойчивой тряске - кто-то теребил её за плечо, почему-то повторяя имя её сестры. "Я не Линда",- хотела произнести девушка,- "Линда умерла." Но губы упорно не желали шевелиться, что, впрочем, было совсем неудивительно - половина её лица превратилась в один сплошной ожог. Она попыталась взглянуть на побеспокоившего её человека, но для этого надо было поднять голову, а сил на это нехитрое действо уже не осталось. Тогда она попыталась поднять руки. Это ей, как ни странно, удалось - перед глазами возникли два бурых пятна. Она не сразу поняла, что это кровь, не сразу вспомнила, где порезалась... Но и тогда, и несколько лет спустя ей упорно казалось, что кровь на её руках принадлежала не ей...
В больницу она поступила под именем Линды Гринвуд, что и неудивительно - половина её лица была обожжена до неузнаваемости, а другая половина... В общем, их с Линдой всегда путали. Они и правда были очень похожи.
Однако решающую роль в этой истории сыграли две изящных серебряных вещицы...
Когда девочки приняли решение уйти из приюта, Роджер не стал их отговаривать. По достижению совершеннолетия каждый из воспитанников Вамми волен был сам вершить собственную судьбу. По просьбе девочек им оформили паспорта с одинаковыми фамилиями, и отныне они официально стали сёстрами Гринвуд. В честь выпуска директор сделал им небольшой подарок - вручил каждой изящный серебряный браслетик с гравировкой на внутренней стороне. За пять месяцев до дня открытия галереи девчонки в порыве сентиментальности поменялись украшениями. Надпись, выгравированная на браслете, надетом на Кимберли в тот день, гласила: "Линде Гринвуд на долгую память о Вамми-Хауз."
Ким больше не возражала, когда её называли Линдой. В течение полугода после поступления в психиатрическую клинику она вообще ничего не говорила.
Ей постоянно чудился тошнотворный запах горелого мяса.

* * *
Эта пациентка - очень тихая, спокойная, замкнутая девушка. Любимица всего медперсонала. С ней никогда не бывает хлопот - почти всё время она проводит в своей палате, чертя на листах ватмана тревожные ассиметричные каракули. Правда, у неё есть одно больное место - впрочем, как и у всех здесь. Она не любит, когда её называют её собственным именем. Она часто просит, чтобы её звали Кимберли, хотя настоящее её имя - Линда. Линда Гринвуд. В прошлой жизни она была довольно знаменитой художницей - выставки, вернисажи, биеннале... Немногие её сохранившиеся полотна воистину поражают воображение своей параноидальной тревожностью, своей нервной болезненной красотой... Её творчество всегда было окружено различного рода зловещими слухами. Суеверные говорили, что, прикоснувшись к запретной грани реальности, художница вызвала гнев неведомых сил, которые в отместку завладели её разумом... И правда, мистики в этой истории хватало. На своей последней выставке Линда демонстрировала серию работ, называвшуюся "Очищение". Серия насчитывала около тридцати полотен, и на каждом из них было запечатлено пламя. Сохранилось несколько фотографий этих картин, и я с уверенностью могу сказать, что это было лучшее из того, что ей удалось создать за всю свою жизнь... Открытие этой выставки ознаменовалось ужасающей трагедией - картинную галерею охватил пожар. Система пожаротушения оказалась неисправна, пострадала и система блокировки дверей. Обитель изящных исскуств превратилась в крематорий. Более двухсот человек оказались заперты в пылающем здании... Среди них находилась и сестра художницы, Кимберли Гринвуд. Она очутилась в самом эпицентре пожара, и опознать её останки не представлялось возможным - тела попросту спеклись в один сплошной ком... Сама художница чудом оказалась среди немногих выживших - ей удалось выбраться из окна первого этажа ещё до того, как пожар перекрыл этот единственный путь к спасению. Её доставили в больницу с ожогами средней степени тяжести. После выписки девушку поместили в психиатрическую клинику - она окончательно замкнулась в своём пылающем мире. Её лечащий врач утверждает, что Линда так и не смогла смириться с гибелью сестры. Девушка настаивает на том, что её зовут Кимберли - пытается прожить жизнь и за себя, и за сестру, как говорит доктор. Возможно, так оно и есть... Специалистам виднее, не так ли?
Для пациентов этой клиники не существует календарей - есть лишь внутренний распорядок, не меняющийся год от года. Время здесь исчисляется промежутками от завтрака до обеда, от одного укола до другого... Тем не менее, каждый год, в один и тот же день - день открытия той злополучной выставки - она бросает свои ватманы, подходит к стене и начинает обводить контуры своей тени. Это занятие поглощает её целиком - отвлечь её невозможно ничем. Обведя тень, она густо заштриховывает её чёрным и подрисовывает на заднем плане языки огня. Закончив, некоторое время любуется своим творением, а потом садится на постель и начинает пристально разглядывать свои руки. Ночью, когда она наконец засыпает, персонал быстро заменяет два изрисованных листа обоев - она всегда рисует в одном и том же месте, и эти листы преднамеренно приклеивают неплотно. Наутро уже ничего не напоминает ей о вчерашней дате, и она возвращается к своим повседневным каракулям...

* * *
Расследование дела о поджоге в картинной галерее поначалу взяло на себя ФБР, но в скором времени его пришлось закрыть за неимением улик. Осмотр прилегающих территорий ничего не дал. Поджог, судя по всему, был произведён изнутри здания, и если какие-то следы злоумышленником и были оставлены, то огонь уничтожил их все до единого. Хотя... Знаете, лично я глубоко уверен в том, что следов не было. Никаких. Вамми-детки всегда тщательно продумывают даже самые безумные свои поступки... Ну, как бы то ни было, дело было сдано в архив, а журналистам и обывателям осталось лишь строить догадки относительно личности таинственного убийцы. Одна из самых популярных версий гласила, что галерею подожгла Кимберли Гринвуд, сестра художницы Линды Гринвуд, погибшая в эпицентре пожара. Сразу же нашлись осведомлённые граждане, в красочных подробностях рассказывающие о жгучей зависти, испытываемой Кимберли к сестре, о постоянном соперничестве между девушками... Потом выплыл наружу тот факт, что девушки вовсе не являлись друг другу сёстрами, что породило новую волну домыслов. Пресса обсасывала это дело в течение полугода, всё это время штурмуя закрытую психиатрическую клинику, куда была помещена Линда после того, как оправилась от ожогов. Но потом интерес к этому событию довольно быстро сошёл на нет, и спустя ещё месяц акулы пера окончательно оставили лечашего врача художницы в покое...

* * *
Тоненькие ниточки, связывающие сестёр Гринвуд с реальным миром, оборвались почти одновременно. Линда, живущая в своей нарисованной вселенной, оборвала эту нить, соединив оба мира в единое целое - выпустив пламя, заключённое в своих холстах, на волю, и растворившись в этом пламени без остатка. А Кимберли... Едиственной нитью, ведущей её сквозь тёмные коридоры повседневности, была Линда. Да, Ким ненавидела её, и именно эта ненависть заставляла её держаться на плаву, именно эта ненависть не давала ей погрузиться в пучины безумия, толкала вперёд и вперёд, подстёгивала её в бесконечной гонке за лидерство... Именно Линду Ким видела в зеркальных стёклах окон, выходящих в жизнь. Но Линда умерла, и зеркала опустели.
Так никто и не узнал, что тогда в картинной галерее погибла именно Линда - все были уверены в том, что именно она проходит курс ребилитации в престижной психиатрической клинике. В сущности, это было не таким уж великим заблуждением. В девушке, прилежно малюющей узоры на листах бумаги, и в самом деле почти ничего не осталось от Кимберли - от ослепляюще красивой, дерзкой, искрящейся Кимберли. Я видел её после выписки - она вся как-то потускнела, поблекла, окрасилась в бежево-песочную гамму... Она покорно отзывалась на имя "Линда", и даже смех у неё изменился - стал каким-то тоненьким и пронзительно детским...
Через полтора года после выписки её нашли в своей квартирке, в ванной комнате, со вскрытыми венами. Это случилось двенадцатого декабря - в день открытия выставки. В день смерти Линды.